Внимание! Форум переведен в состояние архива. Пожалуйста, не начинайте новых тем. Все вновь начатые темы будут ежедневно удаляться. Добро пожаловать на новый форум Индомания - http://indomania.getbb.ru На новом форуме необходимо перерегистрироваться
Отправлено: 18.07.05 03:32. Заголовок: Mistress of Spices - перевод
Я перевела пару первых глав этой книги и выкладываю их для тех, кого это интересует. У Айшварии очень интересная роль. Правда, я не представляю как они все это будут снимать. Вероятно, выбросят самое волшебное. Но.. будем посмотреть.
Если кого-то заинтересует продолжение романа - говорите мне об этом и дасцца вам (если будет время конечно)
В конце книги вставлен небольшой глоссарий, т.к в романе постоянно используется аутентичная индийская лексика. Я помещаю его сразу, после первых двух глав. Текст не корректирован, сорри %)
Предупреждение читателю: Все пряности, упоминаемые в этой книге, должны применяться лишь под наблюдением опытной хранительницы.
[реклама вместо картинки]
Тило
Я – хранительница пряностей. Но у меня есть власть и над многим другим: минералами, металлами, землей, песком и камнями. Над драгоценными камнями с их холодным, чистым светом. Над жидкостями, чьи краски обжигают своей яркостью глаза с такой силой, что ничего другого не замечаешь кроме них. Всему этому я научилась на острове.
Но моя настоящая любовь принадлежит пряностям. Я знаю откуда каждая из них родом, я знаю их происхождение, и знаю о чем говорит их цвет и аромат. Я знаю их истинные имена, те самые, которые они получили в самом начале, когда земля растрескалась словно кожа и предложила пряности небесам. Их тепло течет по моим венам. От амчура до шафрана склоняются они перед моей волей. Достаточно тихого шепота – и они отдают мне свои сокрытые умения и магическую силу. Да, все они обладают магической силой, даже те простые приправы, которые вы не задумываясь добавляете в свою повседневную кастрюлю с кипящей водой. Вы мне не верите? Сомневаетесь? Значит вы совсем забыли старинные секреты, которые еще мама вашей мамы помнила очень хорошо. Вот например такой: стручок ванили положенный в козье молоко и растертый запястьем, охраняет от дурного глаза. Или еще один: щепотка черного перца, которую рассыпали полумесяцем возле ножки кровати – прогоняет ночные кошмары.
Но пряности с настоящей силой происходят из страны, где родилась я сама, из страны страстной поэзии и аквамариново-синих перьев. Солнечных закатов, которые окрашивают небеса в ярко-рубиновый цвет. Я работаю именно с ними. Если встать в середине моего магазина и медленно поворачиваться вокруг своей оси, то на полках видишь только всевозможные индийские специи – даже такие, которые люди считают давно утерянными. Думаю, не будет преувеличением сказать, что нигде больше в мире нет места подобного этому.
****
Магазин был открыт лишь год назад, но люди, которые приходят сюда, верят, что он был здесь всегда. Могу понять, почему они думают так. Если вы повернете на углу Esperanza Street, где шумно-пыхтя останавливаются автобусы Оаклэнда, тогда вы увидите его и поймете о чем я говорю. Он идеально вписался между узкой, забитой досками дверью отеля Rosa`s Weekly – все еще черной из-за пожара в прошлом году – и маленьким бизнесом Ли Янг «Чиним швейные машинки и пылесосы!», с трещиной в стекле возле букв «в» и «е». Заляпанные окна. Бледные, изогнутые буквы грязно-коричневого цвета, которые складываются в название: «БАЗАР ПРЯНОСТЕЙ». Внутри, на покрытых паутиной стенах, висят пожелтевшие изображения богов с печальными, темными глазами. Металлические ведра, давно потерявшие свой блеск, до краев наполнены аттой, рисом басмати и масур далом. Ряды видеофильмов. Некоторые еще с тех времен, когда были только черно-белые. Рулоны материи, окрашенной красителями столетней давности – «ярко желтый цвет нового года», «зеленый урожай», «счастливая невеста в красном». А в углах, огибаемые пылью, собрались желания, которые выдыхали те, кто приходил сюда. Из всего, что есть в моем магазине они самый старые. Потому что люди всегда хотят одного и того же, даже в этой новой стране Америке, в этом городе, который с гордостью заявляет о себе, что он не старее одного удара сердца.
И я сама выгляжу так, словно была здесь всегда. Наклонив голову и пройдя под висящими над дверью ярко-зелеными манговыми листьями, приносящими удачу, - покупатели видят следующую картину: сгорбленная женщина, чья кожа приобрела цвет старого песка, стоит за прилавком, под стеклом которого лежит митхай, сладости из их детства. Точно такие же, как готовили их матери. Изумрудно-зеленые бурфи, расгулла, белая как утренний туман, шарики ладду из гороховой муки. Желтые, словно золотые самородки. Понятно, почему людям кажется, будто я была здесь всегда. Потому что я без слов улавливаю их тоску по той жизни, которую они оставили и решили приехать в Америку. И стыд за эту тоску, которая так же горька как послевкусие после амлаки, купленного чтобы освежить дыхание.
Конечно, они ничего не подозревают. Не знают, что я на самом деле не старая, что это тело, которое я приняла в огне шампати, после того как дала обет быть хранительницей пряностей, не мое настоящее тело. Тяжесть этих морщин и складок так же мала для меня, как мала для океана пена, которую несут волны. Они не видят, что эти глаза под дряблыми веками могу внезапно сверкнуть, словно темный огонь, и чтобы удостоверится в этом мне не нужно зеркало (потому что для хранительниц оно запрещено). Эти глаза единственное, что осталось моего. Нет. Есть еще кое-что только мое. Мое имя. Оно звучит как «Тило», и это сокращение от Тилотамма, потому что меня назвали в честь золотисто-коричневых семян кунжута, питательной пряности. Мои покупатели не имеют об этом ни малейшего представления и не знают, что раньше у меня было другое имя. Бывает так, что на душу мне ложится невероятная тяжесть, море из черного льда, если я думаю, что в этой огромной стране нет ни единого человека, который бы знал кто я на самом деле. Тогда я говорю себе: «Это не имеет значения. Так даже лучше.» «Не забывай, - сказала первая мать, старая знахарка, что учила нас на острове, - Ты не имеешь значения. Ни одна из хранительниц не важна. Важен магазин. И пряности.»
Магазин. Даже для тех, кто не знает о его внутреннем помещении с его священными, таинственными полками, этот магазин - путешествие в страну грез. И настоящая роскошь для темнокожего народа, который пришел неизвестно откуда и которого настоящий американец может спросить: «Зачем?» Ах, тяга к странствиям так опасна. Они любят меня, потому что чувствуют, как хорошо я понимаю это. Но из-за этого же они меня чуть-чуть ненавидят. А еще из-за вопросов которые я им задаю. Например, вон той полной женщине в брюках из полиэстера и в сари, которое она купила в «Safeway». Той, чьи волосы закручены в тугой пучок, а сама она склонилась с серьезным лицом над грудой зеленых чили: «Ваш муж опять нашел новую работу?» Или вон той, юной женщине, которая торопится ко мне с малышом на руках, чтобы купить порошок дхания-джиры: «У вас до сих пор сильные кровотечения? Хотите, я дам вам кое-что против них?» Каждый раз я вижу, как в этот момент людей словно бьет электрический разряд. Мне хотелось бы смеяться, но сострадание сильнее. Их лица поворачиваются ко мне с такой быстротой и ошарашенностью, словно я положила руки на тонкие овалы скул и резко повернула к себе. Чего я, конечно, никогда не делаю. Хранительницам запрещено касаться любого, кто приходит к ней. Запрещено нарушать тонкое и чувствительное равновесие между отдачей и получением. В долю секунды они бросают на меня такой взгляд, что воздух вокруг тяжелеет. Несколько чили падают на пол и катятся словно твердые, зеленые дождевые капли. Ребенок начинает жалобно хныкать и извиваться в руках матери которая внезапно прижала его к себе. Их взгляды тревожны от страха желаний. «Ведьма!» - говорят эти глаза. Опустив веки он вспоминают истории, которые люди рассказывали шепотом возле ночных костров в их далеких родных деревнях.
«Это все на сегодня» - отвечает мне полная женщина, вытирает руки о свои мощные полиэстеровые бедра и протягивает пакет с зелеными чили. «Тсссс... маленькая моя, тссс, маленькая рани!» - бормочет другая и постоянно треплет ребенку кудряшки, пока я пробиваю ей на кассе счет. Выходя, они отворачивают от меня свои лица. Они напуганы. Но все равно они приходят ко мне. Только чуть-чуть попозже. С наступлением темноты. Они будут стучать в дверь магазина который разносит аромат их желаний, и звать меня. И тогда я веду их во внутреннюю комнату, в которой нет ни единого окна, в комнату, где я храню чистейшие пряности которые я собирала на острове сама. Пряности для особых нужд. Я зажигаю свечу, которая всегда стоит наготове, и в ее коптящем, неясном свете ищу корень лотоса и порошок метхи, пасту из фенхеля и поджаренные до золотого цвета кусочки фисташек. Я напеваю. Я приготовляю из них лекарство. Я молю, чтобы они забрали в себя грусть и боль, так учила меня старая знахарка. Я предостерегаю их. Из-за этого я покинула остров, где каждый день словно сахар поджаренный с корицей, где поет птица с бриллиантовым горлом и где наступает тишина, когда с гор опускается молочный туман скрывая яркий свет. Ради этого магазина, в котором я собрала все необходимое, чтобы Вы могли стать счастливыми – я оставила остров.
Да. До магазина был остров, а до острова была деревня, где я родилась. Когда же это было? Как давно? Это засушливое время года и тот день, когда жаркое марево от рисовых полей зазвенело словно струна, и моя мать рухнула на тонкий матрас, что стелют для рожениц и, застонав, попросила воды? Затем внезапный раскат грома, словно голубая сталь и резкий зигзаг молнии, которая ударила в самую середину старого, развесистого инжира возле базарной площади. Повитуха закричала, когда я появилась на свет с кровоточащим куском последа на лице, а предсказатель, который в тот вечер искал в нашем доме укрытие от дождя, взглянул на моего отца и печально покачал головой. Они назвали меня Наян Тара, Ненаглядная, но лица моих родителей не выражали ничего, кроме безнадежной тоски. Еще одна девочка, да еще такая, чей цвет напоминает грязь. Они замотали меня в обрывок старой материи и положили лицом на пол. Что она принесет семье, кроме необходимости тратиться на приданое? Три дня жители деревни не могли потушить на базарной площади огонь. И все это время моя мать металась в лихорадке и коровы не давали молока, а я... я кричала так долго, пока им не пришлось напоить меня молоком от маленькой белой ослицы. Может быть поэтому ко мне очень рано пришли слова. А за ними видения. Или это все из-за одиночества, из-за ярости, которая росла в темной девочке бродившей по деревне без присмотра? Без того, чтобы кто-то хоть немного ценил ее и сказал : «Брось! Такова судьба.»
Я знала кто украл у разносчика воды его буйвола Бэнку и какая из служанок спит со своим хозяином. Я чувствовала, где в земле зарыт золотой клад и почему, начиная с прошлого полнолуния, дочь ткача перестала говорить. Я сказала заминдару, где он найдет свое потерянное кольцо. Я предупредила главу деревни что будет наводнение, сказала сразу же, как только он к нам пришел. Я, Наян Тара, чье имя так же означает – Видящая звезды.
Моя слава распространялась быстро. Из соседних деревень, а потом и из городов, что лежали с другой стороны гор – потянулись люди. Все они шли ко мне, чтобы я к ним прикоснулась, и от этого они делались удачливыми. Они приходили с подарками, с разными вещами, которых мы в нашей деревне никогда и в глаза не видели. С подарками столь дорогими и странными, что жители рассказывали о них друг другу целыми днями. Теперь я сидела на расшитых золотом подушках, ела из серебряных блюд, украшенных драгоценными камнями, и думала о том, как оказалось просто достигнуть роскошной жизни, и насколько подходящей мне эта жизнь кажется. Я вылечила дочь одного большого господина, предсказала смерть тирана, нарисовала на земле узор указав добрый ветер для торговых кораблей и их парусов. Взрослые мужчины начинали дрожать от страха при одном моем взгляде и кидались мне в ноги. И это тоже казалось мне благословенным и правильным. Поэтому я стала гордой и своенравной. Я одевалась в такой тонкий муслин, что его можно было протянуть сквозь ушко иглы. Волосы я расчесывала гребнем, сделанным из панциря гигантской черепахи и часами любовалась на себя в зеркало, чья рама была выложена разноцветным перламутром, хотя я точно знала, что я не красива. Я била моих служанок, если они не расторопно исполняли мои приказы, и во время обеда ела только самые лакомые кусочки, а остатки бросала на пол – моим братьям и сестрам. Отец и мать не смели сказать мне слово, потому что боялись моей магической силы. Но все равно они находили много приятного в той роскошной жизни, которою они начали вести благодаря мне. И когда я прочла это в их глазах, я почувствовала такое презрение, такой горький триумф! Я, которая была последней, теперь первая! Затем пришла какая-то странная, тихая, молчаливая печаль, но я отбросила ее в сторону и отказалась рассматривать ее ближе. Я, Наян Тара, которая забыла еще одно значение моего имени – цветок, что растет по сторонам пыльных дорог. Я, которая не знала, что это имя будет моим лишь на короткий срок. Между тем меня восхваляли путешествующие баулы, золотых дел мастера начали чеканить медальоны с моим изображением, которые раскупались тысячами и люди носили их как амулеты на счастье. А матросы с торговых кораблей рассказывали истории о моей чудесной силе и разнесли их по всем морям и другим странам. Так про меня узнали пираты.
Если вы снимете крышку с пузатого сосуда, что стоит на входе в магазин, вы ее сразу же почувствуете. Хотя вам понадобится время, пока ваш мозг воспримет этот слабый аромат, горьковатый как ваша кожа. Погладьте рукой ее шершавую поверхность и желтая, шелковая пудра останется на вашей ладони и кончиках пальцев. Пыль от крыла бабочки. Поднесите руку с лицу. Втирайте эту пудру в щеки, лоб и подбородок. Не бойтесь, тысячелетиями раньше невесты, или те, которые хотели ими стать, - делали то же самое. Она прогоняет нечистоту, морщины, высасывает старость и жир. Несколько дней спустя ваша кожа все еще будет носить этот золотистый оттенок. Для каждой пряности есть особый день. Для желтого корня это воскресенье, когда лучи света густо, словно масло, капают в сосуд и пропитывают его, и когда у девяти планет просят любви и счастья. Желтый корень, куркума, который так же зовется халуд, желтый цвет - начало дня и звучание раковины. Куркума - консервант, что сохраняет пищу в стране жары и голода. Куркума - обетованная пряность, что кладут на голову новорожденному, чтобы принести ему счастье, и которой посыпают кокосовые орехи во время пуджи. Куркума, которой обсыпают края свадебного сари. Но есть в тебе еще кое-что. Поэтому эти корни, напоминающие узловатые, коричневые пальцы, я всегда собираю только в определенное время – когда ночь подкрадывается близко ко дню, - и поэтому я перемалываю их только тогда, когда Свати, звезда веры, льет свой свет с северной половины неба. Если я беру ее в руки, то эта пряность говорит со мной. Ее голос словно вечер, как начало мира: « Я – куркума, что поднялась из молочного океана, когда дэвы и асуры боролись за сокровища вселенной. Я куркума, что появилась после амриты и перед ядом, и потому во мне есть и то и другое.» «Да, -шепчу я в ответ и покачиваюсь в ее ритме. - Да. Ты - куркума, защита от скорби, помазание для умерших, надежда на новую жизнь.» Вместе мы поем эту песню, как мы это делали уже много раз.
И поэтому я сразу же вспомнила про желтый корень, когда этим утром в магазин зашла жена Ауджа, в темных солнцезащитных очках.
Жена Ауджа очень молода, но выглядит совсем юной. Но эта не та бесшабашная, жизнелюбивая юность, а неопытная, неуверенная, как у маленькой девочки, которой постоянно говорили, что она ни к чему не пригодна. Она приходит каждую неделю после дня, когда выдают зарплату и покупает только самое простое и необходимое: дешевый, плохо очищенный рис, дал по уценке, небольшую бутылку масла, иногда немного атта чтобы готовить чапати. Я наблюдаю, как она долго смотрит на банку с манго-ачаром или на пачку папада, которые стоят на самом верху. Но она всегда ставит их обратно. Я предлагаю ей гулаб-жамун, но она только сильно краснеет и отрицательно покачивает головой. Конечно, у жены Ауджа есть имя. Лалита. Ла-ли-та, три текучих слога, которые прекрасно подходят к ее нежной красоте. Я бы с удовольствием называла ее по имени, но как я могу, если для нее самой она только «жена». Нет. Конечно, она мне этого не говорила. За все время, как она мой постоянный клиент, она не сказала ничего кроме: «намасте», «это со скидкой?» и «где мне найти...?». Но я знаю это так же точно, как и многое другое. Например: Аудж работает охранником в доке и любит выпить одну-две бутылочки. Или даже три-четыре. И вот еще что: у нее тоже есть дар, особая способность, хотя она сама о ней не знает. Любой кусок ткани, до которого она дотрагивается хоть кончиком ногтя – вспыхивает яркими красками. Однажды я заметила, как она склонилась над стеклом витрины, под которым я раскладывала ткани, и внимательно стала рассматривать паллу одного сари, которая была вышита золотыми нитями. Я тут же вытянула его на свет. - Вот! - сказала я ей и перекинула материю через ее плечо, -Этот манговый цвет вам очень к лицу! - Нет, нет. – отшатнулась она назад с извиняющейся улыбкой, - Я хотела только разглядеть вышивку. - Ах, так вы вышиваете? - Раньше я очень любила и вышивала часто. Не знаю почему, но мне это всегда так нравилось. Я даже ходила в Канпуре в школу, где обучали швейному ремеслу. У меня была своя швейная машинка «Зингер» и много заказов от женщин.
Она опускает глаза. По наклону ее голову я читаю то, что она не осмеливается сказать, вижу ту мечту, которая в ней снова проснулась: открыть однажды свое собственное маленькое дело - пошивочную мастерскую «Лалита». Но четыре года тому назад к ее матери пришел их хороший сосед и сказал : «Бахенджи, есть на примете один очень умный парень, правда, живет далеко, но зарабатывает американский доллар.» И ее мать ответила «Да.» - Почему бы вам не работать и в этой стране? – спрашиваю я, - Я уверена, что и здесь нашлось бы много женщин, которым любят вышивку. Разве бы вам не хотелось?
Она бросает мне тоскливый взгляд. - Да, но... – и замолкает.
Он бы хотела сказать мне следующее, но как это возможно, ведь женщине не пристало говорить плохо о своем муже: Целый день быть дома одной - это так тоскливо! Тишина подбирается, словно зыбучий песок, и хватает за запяcтья и лодыжки. Она не может удержать слез, и непослушные слезы падают как рассыпанные гранатовые зерна, и Ауджа кричит на нее, когда вернувшись с работы видит ее опухшие глаза. Он запрещает своей жене работать. «Разве я недостаточно мужчина, недостаточно мужчина, недостаточно мужчина!». Слова разлетаются как фарфор, что упал со стола на пол. Сегодня я опять упаковываю ее скромные покупки: масур дал, два фунта атты, немного джиры. Затем я замечаю, что ее взгляд блуждает по детской коляске, что стоит у витрины. Ее глаза стали такими темными. Кажется можно утонуть в них. Вот оно. То, что жена Ауджа желает больше всего. Ребенка. С его появлением все станет лучше, даже эти стонущие, душащие, нескончаемые ночи, тяжесть, которая давит на нее, горячее, кисловатое дыхание как у животного, которое удушает ее. И его голос, как и его потные ладони, которые хватают ее в темноте. Ребенка, чтобы все это можно было легче забыть. Малыша. Который будет тянуться к ней своими молочно-сладким ротиком. Желание иметь ребенка самое большое требование, большее чем желание разбогатеть, вернуть любовника, или даже желание смерти. От такого желания в магазине сгущается воздух, становится пурпурным, как перед грозой. Это желание пахнет громом. Оно обжигает. О, Лалита, та, которую все еще нельзя назвать Лалитой, у меня есть мазь, что наносят на такие ожоги. Но как это должно случится, если ты сама не готова открыться урагану? Как это должно случится, если ты ничего не спрашиваешь? Вот поэтому я даю тебе желтый корень. Полную пригоршню куркумы, завернула я в обрывок старой газеты и нашептала туда целительных слов. Я тихо опускаю этот пакет в твою сумку с покупками, пока ты туда не смотришь. Он обвязан лентой, которую я завязала тремя узлами, а в самом пакете - мягкая как шелк куркума, которая имеет такой же цвет, как трехдневный синяк на твоей скуле, который ты прячешь за темным стеклом очков.
Иногда, я спрашиваю сама себя, что такое реальность? Постоянное и неизменное бытие? Существует ли вообще что-то настолько неизменяемое? Или же реальность это то существование, что мы создаем сами, пропустив его сквозь наши мечты и восприятие? Такие мысли приходят ко мне особенно часто тогда, когда я вспоминаю про пиратов.
У пиратов зубы – как полированный камень, и кривые сабли, чьи рукояти сделаны из кабаньих клыков. Их пальцы унизаны перстнями с аметистами, бериллами и карбункулами, а на шеях они носят сапфиры, которые приносят удачу на море. Их блестящая кожа, натертая китовым жиром, имеет цвет темно- красного дерева, или же светлая, как березовая кора. Потому что пираты происходят из разных рас и непохожих друг на друга стран. Все это я знала из историй, которые нам рассказывали перед сном. «Они грабят, мародерствуют и сжигают дома дотла. А когда уплывают после набега прочь, то забирают с собой детей. Мальчиков, чтобы сделать из них пиратов, а девочек, - шептала нам старая служанка, задувая лампы возле кровати и дрожа от упоения, - чтобы использовать их для своих дьявольских развлечений.» Больше она ничего не рассказывала. Про пиратов она знала не больше, чем знали мы, дети. Уже больше века вблизи нашей деревушки, стоявшей на берегу реки, не видели ни одного морского разбойника. Я сомневаюсь, что она вообще верила будто бы они существуют. Но я верила в них. И долгими часами, уже после того как история про пиратов была в очередной раз нам рассказана, я лежала без сна и с тоскою думала о пиратах. Где-то там, далеко-далеко, стоят они высокие и уверенные на палубах своих кораблей, посреди бесконечного океана. Их руки скрещены на груди, выточенные, словно из камня, лица - смотрят в сторону нашей деревни, а соленый ветер развевает их волосы. Этот же самый соленый ветер продувал и меня насквозь. Меня охватывало беспокойство. Какой утомительной стала моя жизнь, бесконечные похвалы, льстивые восхваления, горы подарков, боязливое почтение родителей. И эти отвратительные ночи, потому что невозможно заснуть, когда дюжина девчонок шепчет во сне имена нравящихся им мальчиков. Тогда я зарывалась лицом в подушку, чтобы спрятаться от пустоты, которая словно черная рука тянулась к моей груди. Я концентрировалась на моем недовольстве так долго, пока оно не превращалось в блестящий крючок, который я забрасывала в океан, чтобы поймать моих пиратов. Сама того не зная, я использовала «завлекающую мысль», про чью всеобъемлющую силу я узнала только потом, на острове. Старая знахарка сказала нам, что завлекающей мыслью можно притянуть все что захочешь – как любимого человека там и беспощадного врага. Она может вынуть душу из тела и положить тебе ее, пульсирующую, прямо на ладонь. Но если не умеешь ее использовать правильно или используешь ее бесконтрольно - она принесет невероятные разрушения.
Потом, многие обвиняли матросов торговых кораблей, что это они, своими рассказами о моих силах, навлекли на нас пиратов. Но правду знаю я одна.
Они пришли с наступлением темноты. Я нахожу, что время они выбрали самое удачное, тот самый момент, когда не отличить дня от ночи и правду от обманчивой тоски. Черная мачта, которая прорезала вечерний туман, много горящих факелов, что полетели на крыши домов и сараев, жадно полыхая этим красным светом, который уже пах обугленной плотью. И чуть погодя, широко открытые глаза жителей деревни. Рты, из которых вместо криков выходил дым. Мы как раз ужинали, когда пираты проломили бамбуковые стены нашего дома и ворвались внутрь. Китовый жир капал с их перепачканных копотью лиц, а между их губами, растянутыми в презрительной усмешке, блестели зубы, - точь в точь полированные камни. Сверкая и слепя они стали подходить ко мне, привлеченные «завлекающей мыслью», этим золотым крючком, который я так неосторожно забрасывала в воды океана. Чья-та нога отбросила в сторону плошки и кувшины, рассыпанный рис, рыбу и пальмовый мед, рука равнодушно поднялась в воздух и полоснула саблей по груди моего отца. Другие руки срывали обивку со стен, тащили в углы женщин, складывали ожерелья, серьги и расшитые драгоценностями пояса в зеленую юбку, что носила одна из моих сестер. «Мама, я не знала, что все будет именно так.» Я пыталась остановить их. Я выкрикивала все магические заклинания которые знала, пока не сорвала голос, дрожащими пальцами чертила знаки власти. Я подула на глиняный черепок, чтобы превратить его в огненный шар и бросила его прямо в сердце предводителя пиратов. Но он отбил его одной рукой и приказал своим людям связать меня. Моя «завлекающая мысль» привела в движения насилие такой мощи, что я сама не смогла остановить его. Они пронесли меня сквозь горящую деревню. Шок и стыд от моей собственной беспомощности оглушили меня. Тлеющие груды развалин. Животные, кричащие от страха. Голос предводителя пиратов поднялся над стонами умирающих и заглушив их, с жестокой иронией дал мне новое имя – Бхагьявати, Вестница удачи. Ничем другим быть я для них не могла. «Мама, отец, простите меня ту, что когда-то звалась Наян Тара и ничего не хотела другого, кроме вашей любви, а выиграла только ваш страх и боль. И вы простите мне, мои соседи, потому что все это я сделала только из-за скуки и разочарования.»
Эта боль вошла в мою грудь словно полыхающий уголь, когда пираты бросили меня на палубу корабля, подняли паруса и моя горящая, родная деревня медленно пропала за горизонтом. Даже после того, как «завлекающая мысль» потеряла свою силу, а моя собственная из-за ненависти, усилилась (что обычный случай в вопросах магии) и вернулась ко мне, даже после того как я победила предводителя и стала королевой над пиратами ( а кем еще я могла бы быть?), - все равно я чувствовала как этот уголь прожигает меня. Как я не надеялась, но месть не уняла боли. Это был не первый раз, когда я не смогла понять желаний моего собственного сердца. О, я думала, что я буду гореть этой болью всегда, расцарапывать себе грудь, покрываться шрамами и гореть дальше и дальше, всегда - и это наказание я считала справедливым. Прошел год. А может быть два или три? Время в моей истории часто запутывается. Все эти годы, я была королевой и вела моих пиратов к славе и битвам так, что бродячие певцы начали слагать баллады про их бесстрашные деяния. Но я все еще носила в себе эту скрытую боль. Которая горела в каждом уголке моего сердца. Эта боль была оборотной стороной правды, которую мне пришлось узнать на таком жестоком уроке – колдовские силы сильнее чем колдунья, пустив их в ход однажды, невозможно их удержать. По ночам я бродила без сна по верхней палубе, я – Бхагьявати, колдунья, королева пиратов, вестница удачи и смерти, и полы моих одежд тянулись по соляной пыли, словно сломанные крылья. Я хотела бы плакать или засмеяться. Но я не могла выдавить из себя даже жалкой улыбки. И ни единой слезы. «Эту боль и эту правду я не смогу забыть никогда – сказала я себе, - Никогда.»
В то время я еще не знала, что в забвение уходит все. Когда-нибудь.
Но теперь я должна рассказать вам про змей. Змеи есть везде, да, даже в ваших домах и в вашей любимой комнате. Может быть за плитой или свернувшись спиралью в стене, которая для них как огражденное гнездо, или же они скрываются под переплетающимися нитями ковра. Знаете эти мгновенные быстрые мелькания на краю поля зрения, которые исчезают, если вы поворачиваете в их сторону взгляд? Магазин? О, магазин просто кишит ими. Вас это удивляет? Вы хотели бы мне возразить, что еще ни разу у себя в доме ни одной змеи не видели? Так это всего лишь потому, что змеи довели свое искусство невидимости до совершенства. Если змеи этого не хотят, их не увидит никто. Нет. Я их тоже не вижу. Уже нет. Но я знаю, что они здесь. Поэтому каждое утро, до того как придет первый покупатель, я ставлю в самый дальний угол магазина глиняную плошку молока. За мешками с рисом басмати, в узком пространстве под полками с далом, возле витрины заставленной яркими поделками, которые индийцы покупают только если им нужен подарок для американца. Я стараюсь все делать правильно. Ощупываю пол пока не нахожу точку, которая тепла как кожа и пульсирует. Я должна повернуться в нужном направлении и посмотреть в сторону норд-норд-вест, которое на древнем языке называется исхан. Я должна произнести слова приглашения. Змеи. Самые старые существа после матери земли, с полной силой скользят они по ее груди. Я всегда их любила. И когда-то они любили меня тоже. На распаханных жарой полях, позади дома моего отца, полевые змеи защищали меня от палящего солнца, когда я уставала от игр. Их узор становился больше, их запах был таким прохладным как влажная земля у подножия банановой рощи. В ручьях, что вились по поселку, они плавали со мною вместе, - речные змеи, золотые стрелы что прорезают пленку воды с солнечными бликами и рассказывают истории. Как спустя тысячу лет кости утонувших людей превращаются в белые кораллы, а их глаза в черные жемчужины. На какой неимоверной глубине находится под водой Царь змей , Наградж, что лежит в своей синей пещере и охраняет горы несметных сокровищ. А змеи океанов, морские змеи? Ведь они спасли мою жизнь. Вот, вы только слушайте и я вам все расскажу.
Однажды, когда я уже долгое время была королевой пиратов, я пошла вечером на нос корабля. Мы находились в экваториальных водах, где царит вечный штиль. Вокруг меня простирался океан, темный и постоянный словно скомканное железо. Внезапно он показался мне таким, как моя собственная жизнь. Я подумала о прошедших годах, о всех нападениях которыми я руководила, о всех кораблях что я потопила, о богатствах, что я награбила, хотя они не имели для меня никакого значения, и которые я так же легко отдавала. Я взглянула вперед. В годы которые лежали предо мной и увидела там то же самое: волны и волны, черные как тушь и недвижимые.
«Как я тоскую, я так тоскую...» - прошептала я. Но по чему я тоскую, я еще не знала, единственное это было не то, чем я обладала. Может быть я тоскую по смерти? Даже это показалось мне возможным. И так я послала еще одну «завлекающую мысль» сквозь воду. Небо сделалось мутным, словно чешуя рыбы хилс выброшенная на песок. Воздух задрожал и пошел мелкими вспышками, поднялся ветер и начал рвать паруса. И вот, на горизонте появился огромный тайфун, который дремал в восточной части океана и который я разбудила. Он летел прямо на меня и под ним бурлила вода. Пираты в каютах закричали от ужаса, но их крики доходили до моего сознания смутно, словно эхо прошлого. Если сердце покрыто коркой своей собственной боли, то это легко – не испытывать к другим сострадания. Словно острие мачты в бушующем море появился вопрос: разве в этом грохоте не зовут меня какие-то другие голоса? Но я не обратила на него внимания и он потонул в других моих мыслях. «О, какая забава, - думала я, - смотреть прямо в глаза хаосу, затаив дыхание, балансировать на краю пустоты. А потом пусть мое тело разлетится на тысячу кусков и костей, и сердце наконец-то станет свободным и последует за морской пеной.» Но когда я увидела пасть тайфуна прямо надо мной, этот воронкообразный рот и серые молнии в нем словно вращающиеся ножи, - холод сковал все мое тело, и я поняла, что не хочу умирать. Внезапно мир сделался мне так мил, как никогда прежде, невероятно сладок и я стала цепляться за него каждой частичкой своей души. «Умоляю!» – закричала я. Но кого я умоляю и кому кричу, я не знала. Поздно, Бхагьявати, вестница смерти. В эту секунду я услышала их. Тихий шелест, не громче напева. Это не новый враг в этом воющем на сто голосов штурме. Но он шел из глубины, наверное из самой середины океана и корабль начал вибрировать повторяя его ритм и мое сердце тоже. И вот из бурлящей воды медленно появились их головы, и драгоценности, что были на их , засияли спокойным светом. Или это был просто блеск их глаз, что так меня очаровал? Я не помню, когда тайфун поднялся в небеса и рассеялся, не помню, когда улеглись волны, но мое тело успокоилось от этой их песни и стало легким. Морские змеи - целыми днями спят они в коралловых рифах и поднимаются на поверхность лишь тогда, если Дхурва, северная звезда, проливает над океаном свой сосуд с молочным светом. Кожа у них словно перламутр, а языки как блестящие полосы серебра. Очень редко показываются они на глаза смертным людям. Позже я спрашивала их : «Почему вы спасли меня? Почему?» Но змеи никогда не отвечали на этот вопрос. Ведь какой ответ требуется для любви?
Именно морские змеи рассказали мне про Остров Пряностей. И этим они спасли меня еще раз. Или все-таки нет? По прошествии стольких дней я опять ни в чем не уверена.
- Расскажите мне больше. - Остров был всегда, - сказали змеи, - И старая знахарка тоже. Даже мы, которые видели как осколки скал поднялись со дна океана и превратились в горы, даже мы, которые видели как Самудра Пури, безупречный город, был поглощен великим наводнением, - даже мы не знаем когда появился этот остров. - А пряности? - Они тоже были всегда. Их аромат похож на долгую, витиеватую мелодию шехная и мадолы, при каждом звуке которых убыстряется кровь. Их аромат стелется над океаном. - На что похож этот остров? И женщина, которая там живет? - Мы видели их только издали: зеленый, уснувший вулкан, берега из красного песка, куски гранита, словно серые острые зубы. А ночью, когда старая знахарка обладает наибольшей силой, она превращается в огненный столб. Ее руки извергают громовые удары прямо в небеса. - И вы никогда не хотели побывать там? - О, это очень опасное место! На острове и в прибрежной воде, которая омывает его корни, старая знахарка полновластная хозяйка. Когда-то у нас был брат, Ратнанаг, любопытнейший, и глаза его были словно бледно-голубые опалы. Он услышал пение доносящееся с острова и поплыл туда, хотя мы его отговаривали. - И что случилось с ним? - Прошло несколько дней и к нам принесло его кожу. Его идеальную, без единого пятнышка, кожу. Которая все еще была нежна, как свежая водоросль. Она пахла пряностями. А над ней, печально крича, кружила птица с глазами словно бледно-голубые опалы. - Остров Пряностей. – повторила я и мне показалось, что я нашла то, по чему тосковала. - Не ходи туда! – воскликнули змеи, - Останься лучше с нами. Мы дадим тебе новое имя, новую жизнь. Ты будешь Сарпаканья, змеиная дева. Мы понесем тебя на наших спинах через семь морей. Мы покажем тебе то место в океане, где спит Самудра Пури и ждет когда придет его время. Кто знает, может быть это будешь именно ты, кто разбудит его?
Им нужно было упомянуть об этом раньше. Первый, бледный свет утренней зари отразился в воде. Кожа змей сделалась прозрачной и приняла цвет волн. Завораживающий зов пряностей зазвучал в моих венах. Я отвернулась от змеи и просмотрела в ту сторону где, как я надеялась, меня уже ждет остров. Тут же послышалось их печальное и рассерженное шипение, и они забили по воде хвостами так сильно, что она превратилась в белую пену. - Она сумасшедшая. Она потеряет все: зрение, голос, имя. - Может быть даже саму себя! - Ах, зачем мы ей про него рассказали! Но самая старшая из них возразила: - Она бы все равно узнала о нем. Посмотрите как сияют пряности под ее кожей. Это знаки ее судьбы. И прежде чем небо стало голубым, они рассказали как мне добраться туда. Я никогда больше не видела морских змей, они были первыми из много, что пряности должны были у меня забрать.
Я слышала, что и здесь в Америке, в океане, позади красно-золотого моста, что лежит на краю бухты – есть морские змеи. Я еще не ходила туда, чтобы посмотреть на них. Хранительнице запрещено покидать магазин. Нет. Я скажу вам настоящую причину. Я боюсь, что они не покажутся мне. Что они мне до сих пор не простили того, что вместо них я выбрала пряности. Я ставлю плошку под витрину с поделками, и разогнувшись хватаюсь рукой за поясницу. Иногда это старое тело заставляет меня страдать. В Америке я приняла это тело со всей его болью, что в нем была. Первая мать предупреждала меня об этом. В этот момент я думаю о других ее словах, на которые никогда не обращала внимания. Завтра, я найду под витриной пустую, вылизанную до блеска плошку, и ни единого намека, ни единой чешуйки змеиной кожи. Поэтому мне иногда кажется, что попытаться можно. В сумерках я встану под кипарисами на краю бухты, между рогами тумана и кричащими тюленями, и буду петь для морских змей. Я положу на язык шалпарну, траву воспоминаний и убеждения, и буду петь им древние слова. И даже если они не покажутся мне, то я хотя бы смогу сказать, что пыталась.
Может быть я попрошу Харуна отвезти меня туда, когда у него будет свободный день. Он водит роллс-ройс мистера Кападии. Харун, чьи шаги таки легкие, что я слышу их только возле самой двери.
Абхарак – блестящая пудра Ачар – маринады или консервированные в масле плоды. Адрак – имбирь Афим – опиум Аджвайн – пряность с тмином Акхрот – грецкий орех Аллах хо акбар - аллах велик Амчур – пряность из незрелого манго перетертого в порошок. Амла – фрукт из которого добывают масло. Масто амла одно из популярных для ухода за волосами. Амлаки – ягоды, напоминающие по виду крыжовник Амританджан – эликсир жизни. Ангрези – все западное и большей частью странное. Апсара – небесная дева, которая своей игрой, музыкой и танцами развлекает бога Индру. Арре баап – О, мой отец! ( баап – отец) Арре яаар – О, мой друг! ( яаар – друг) Атта – мука
Баба – старый, почтенный мужчина Бабу – работающий в бюро, одетый в европейскую одежду джентельмен. Бачао – Спасите - помогите. Бахен – сестра Бахенджи – милая сестра Баджра – просо Баул – емкости для десерта Баджра атта – просяная мука Бесан – мука из гороха сорта нут Бета – сын Бети – дочь Хай бхагаван – о мой бог ( бхагаван – бог) Бхаи – брат Бхайджан –дорогой брат Бхайья –о, брат! Бирияни - блюдо из риса и мяса. Брахма мухурта – картина изображающая богов индуизма. Брахми – масто брахми . брахми одна из торговых марокю Бурфи – конфеты из молока и сахара. Сервеса– южно-американский напиток Чампак – цветок со сладким запахом Чана – горох ( нут) Чана бесан – гороховая (нутовая) мука Чана дал – горох разделенный на половинки. Чаначур – паста или порошок из гороха. Чандан – сандаловое дерево Чапати - тонкие лепешки Чее, чее – возглас означающий «Но, но, стыдись!» Чолар дал –блюдо из риса и стручковых овощей Чун – белая паста. Намазывается на листья бетеля используемые для жевания. Чуран – серая смесь пряностей, используемая вместо соли. Чьяванпраш – «Волшебны силы» известная смесь специй Дада – дедушка Дал – стручковый горох, часто - блюда из него. Далчини – корица Далия – мука очень грубого помола Дару – глазные капли или просто – «лекарство от всего» Дашмул – смесь порошка из 10 разных пряных корней. Деси – простой, родной. Очень индийский Дхания – кориандр Дхания джира –кориандр и зира Диди – старшая сестра Дуа – молитва Дупатта – шаль. Экадаси – 11 лунный лень Элач – исцеление Элайчи – кардамон Фиринги – европейский / западный Гопис – пастушки, сопровождающие бога Кришну. Гулаб-джамун –сладость. Шарики из теста в сахарном сиропе. Гур – неочищенный сахар Хай, - восклицание «О!» Халахал – горечь Халуд – желтый цвет начинающегося дня (утренний рассвет) Харамис – хулиганы Хартуки – панацея, универсально лекарственное средство
Хэй Рам – Боже мой. Хилса – порода рыб Хинг – асафетида. Смола различных корней. Ишан – направление Джаду – магическое заклинания Джамунс – фиолетовый, овальный плод Джанваарс – звери. Джира – зира. Джамила – собрание. Так же бурные споры. Джукхам – простуда Кала адми – черный человек Калапани –черный. Обычно - глубокие воды. Кали – черный Кало джире –черная зира Кало марич – черный перец Камиз – рубашка Кантакари – ядовитое растение Карела сабджи – зеленый, горьковатый плод Кари патти – сумасшедшая/ ленивая баба Кастури – духи, аромат Катхак – классический индийский танцевальный стиль Керамат – позитивное влияние, приносящее удачу. Кесар – шафран Кхала – подруга или сестра матери Кхир – рисовый пудинг, сваренный на молоке Кхети – маленькое поле, сад Кхуда хафиз – Храни вас бог/ Прощайте Кхус-кхус – семена мака Кумкум – красная пудра. Курта – длинная рубаха ниже коленей. Ладду – шарики из гороховой муки Ланка- стручки сухого красного перца Ласси – напиток из кислого молока Лауки – длинные, зеленые овощи Мадол – музыкальный инструмент, напоминает гитару. Массур дал - блюдо из бобовых Матаджи – мамочка Мая – иллюзия Мера раджа бета – мой любимый принц Мери джан – сердце мое Метхи – пажитник (зелень) Метхи паратас- лепешки начиненные пажитником Митхай – сладости Мубаррак – пожелание счастья
Муссалман – мусульманин Нан – лепешки из дрожжевого теста выпекаемые в печи Намасте –традиционное приветствие индуистов Ним – дерево. Его листья часто используют в медицине.
Паан параг – жевание листьев бетеля (паан - бетель) Пакоры - жаренные в тесте овощи и пряности Паллу – конец сари, который перекидывают через плечо или покрывают им голову. Пани-пури – поджаренные в масле шарики из теста, обильно сдобренного пряностями. Папад – тонкие, высушенные лепешки из пряного теста Паратас – жаренные на масле лепешки Патра – камень Пипул – тополь Пхаткири – белый природный камень используется как средство от ран Пхир бхи – все равно, не смотря на… Пхорен – даль Подина – мята Пуджа – религиозные церемонии, моления в индуизме Пулао – плов Панджаби - язык и житель из региона Пенджаб Пьяри – любимая Раита - йогурт с добавлением разных трав и овощей Раджма – фасоль Рани – королева Расгулла – сладость. Шарики из белого сыра в сахарном сиропе. Расмалай – сладкое блюдо из молока и творога Рава – манная крупа, манка Роган джош – блюдо из говядины с турнепсом Сааб – господин Сааг – листья горчицы Сабу пападас – самый дорогой сорт лепешек Салааминг – поприветствовать Шальвар – широкие брюки Самомы – пирожки из слоеного теста Сардарджи – глава, одно из званий в Пенджабе, кроме того уважительное обращение к мужчине сикху. Саунф –анис Шайтан – злой дух Шарам – позор Шарара – одежда с длинной, широкой юбкой Шехнай – индийский музыкальный инструмент Шикара – лодка Шива – один из главных богов индуизма Шукрия – спасибо Субханалла - хвалебные гимны ( в исламе) Сурьма – краска для подводки глаз Свастика - один из религиозных символов индуизма Талак – развод данный по мусульманским законам Танпура – струнный музыкальный инструмент Тил – семена кунжута Тоба, тоба – Боже защити нас Тола – мера веса для драгоценных металлов и камней Тулси – базилик Зафран – шафран Заминдар – глава страны или большого земельного надела
Спасибо тебе огромное.Склоняю голову перед твоей усидчивостью и усердием.чудесный перевод! пы:сы: когда читала перевод, почему-то вспомнилсяя Пауло Коэльо. У вас обоих ( с Пауло) очень похожий стиль изложения. Браво
Прочла. Аж мурашки по коже. Обалденное произведение, да еще и перевод грамотный и, как мне кажется, сохранивший ту мягкое волшебство, которое есть в книге. Ло - супер!!!! Хочется продолжения :-)
так, что? дальше переводить? там вообще-то дальше больше реальности становица. Так что, разрешите мне ее сокращать иногда, если для действия это не будет иметь значения
Конечно, переводить дальше!!!! ПАЖАЛУСТА!!!! Пусть больше реальности, пусть с сокращениями - очень интересно... Правда, как они будут это снимать? Такую красоту перенести с бумаги на экран очень будет тяжело...
Если кто знает правильную транслитерацию всех этих индийских названий, пишите мне в личку - исправлю. Потому что в книге оставлено английское написание, а как индусы это произносят и как на русском правильно все это пишется, у меня нет твердого мнения.
Ездила сейчас на встречу и успела почитать. Это потресающе!!! Очень понравилось! Я сначала думала что мне это напомнит фильм "Шоколад" (ну вроде как сюжетная линия похожа). Нет.. не так... Ло, но ты просто герой.
цитата Я сначала думала что мне это напомнит фильм "Шоколад" (ну вроде как сюжетная линия похожа)
Самое смешное, что писательница по чьей книге сняли "Шоколад" Joanne Harris- плагиатор. "Хранительница" 1996 года, а "Шоколад" написан позже - 1999. Так что и правда, много общего. Точнее уворована основная идея, про женщину в магазине , которая своими продуктами помогает людям, ну и любовь потом встречает.
"Леди!" - произносит Харун появившись в просвете двери. От него вечно пахнет ветром, что летает над сосновым лесом его родного Кашмира, и горным акхротом с белой скорлупой. "О, леди, леди! У меня отличные новости для вас!" Его ноги проносятся по стоптанному линолеуму, почти его не касаясь, а улыбка светится нетерпением. Он всегда ведет себя так. С первого же дня, когда он вошел в магазин позади высокомерной миссис К. и бегая туда сюда, складывал ее покупки в большие кучи и уносил. Все это время, входя и выходя, он не переставая говорил "салямте", но его глаза меланхолично и насмешливо твердили : "в эту игру я играю лишь временно." И однажды вечером он пришел в магазин один и попросил меня:
- Леди, пожалуйста, предскажите мою судьбу. - после чего молча протянул мне раскрытую ладонь. - Я не могу предсказывать будущее. - ответила я ему.
Я действительно не умею это делать. Старая знахарка не учила нас этому. "Это будет вам только мешать. - говорила она, - Надейтесь только на свои силы. И доверьтесь пряностям."
- Но Ахмад рассказал мне, что благодаря вам он получил гринкарту, о, нет, нет, не качайте так головой, а Наджиб Мокхар? Которого вот-вот должны были уволить? За три дня он пришел к вам, вы дали ему какой-то чай, который он должен был заваривать и пить, и - субханалла! - его шефа перевели в Клевленд, а он сел на его место. - Это сделала не я. Это был дашмул, порошок из десяти корней.
Но он продолжал протягивать мне свои твердые, доверчивые ладони, пока я не наклонилась на ними и указав на бугры мозолей, спросила:
- Отчего это у вас? - Ах, это. От лопаты. Когда бросал уголь на корабле плывя сюда, а потом от работы в авто-мастерской. Знаете, ключи там и всякие монтировки, а между делом отбойные молотки на ремонте дорог и гравий. - А еще раньше?
Его руки чуть задрожали. Секундная пауза.
- Да, и от работы, которой я занимался раньше. В нашем доме был мой дед, отец и я. Все мы были лодочниками на озере Дал. Водили по озеру наши шикары, а в них туристов из Америки и Европы. Однажды мы заработали за год так много денег, что обили сиденья в лодках красным шелком.
Мне не хотелось больше слушать. Я начала чувствовать его прошлое в этих линиях, и оно было как гром, страшный и темный. Я вытащила из-под стола шкатулку с чанданом, порошком сандалового дерева, которое заглушает боль воспоминаний. Насыпала его шелковый аромат поверх ладони Харуна, осторожно, чтобы не дотронуться до него. Порошок упал точно вдоль линии жизни.
- Растирайте.
Он повиновался, витая мыслями совсем не здесь. И растирая, рассказывал дальше:
- Потом, когда начались бои, никаких туристов больше не было. Повстанцы с автоматами и глазами, как черные дыры на лице, повалили с гор на улицы Шринагара, "город счастья" его называли. Я сказал моему отцу, Аббаджану, что мы должны немедленно уехать их этих мест, но дедушка воспротивился : "Тоба, тоба! Куда мы должны уйти? Это земли наших предков." - Тсссс...- прервала я его, собирая всю силу воли, чтобы вытянуть боль которая собралась в линиях его руки, наружу, в потемневший воздух магазина. Через мгновение она начала кружить над нашими головами, ища себе нового пристанища.
Но Харун продолжал говорить дальше, и его речь понеслась в ритме стакатто, словно расколовшийся камень.
- Повстанцы. Ночью. В нашей деревне на озере. Пришли, чтобы забрать молодых мужчин. Аббаджан попытался их остановить. Выстрелы. Прямо над водой. Кровь, кровь и кровь. Даже дедушку, который спал. Красный шелк на сиденьях лодок стал еще краснее. Иногда я думаю, лучше бы и я, лучше бы и меня...
Когда последняя щепотка порошка впиталась в его ладони, он вздрогнул и замолчал. Потом моргнул, словно пробуждаясь от долгого сна: - Так о чем я говорил? - Вы хотели узнать свою судьбу. - Действительно. - и сердечная улыбка медленно появилась на его губах, как-будто он сказал мне об этом впервые. - О, выглядит хорошо, очень хорошо. Великолепное будущее ожидает вас в этой новой стране Америке. Деньги и удача, и может быть... да, я точно вижу, - любовь. Прекрасная женщина с глазами словно лепестки лотоса. - Ах...- тихим вздохом ответил он мне. И прежде, чем я смогла предугадать это его движение, он наклонился и поцеловал мою руку. - Леди, огромное вам спасибо.
Его кудри блестят как шелк и они темные, как ночное небо. Его рот, словно круг огня - обжег мою руку. И его радость заструилась по моим венам и обожгла их так же. Я не должна была этого допускать. Но как я могла оттолкнуть его?
Все то, от чего ты предостерегала нас, первая мать, все это я хотела. Его губы, с такой невинностью прикоснувшиеся к середине моей ладони, его боль, которая словно полыхающие светлячки, осветила мои волосы. В то же время я почувствовала, как во мне заговорил страх. Страх за меня саму, но больше за него. Я не могу предсказывать будущее, это правда. Но эта отчаянная пульсация у него на запястье, кровь, что бежит быстрее и быстрее словно знает, что течь ей осталось недолго.
Он спокойно ушел в ночную темноту перед магазином, бесстрашный Харун, потому что я дала ему надежду. Я, которая может сделать все: гринкарты, повышения по службе и девушку с глазами как лепестки лотоса. Я, Тило, что исполняет мечты. О, Харун, я решила прошептать молитву в этот трескучий воздух, что остался после тебя. Сандал, сохрани блеск его глаз. Но в этот момент на улице послышался громкий хлопок: лопнула шина автобуса или пистолетный выстрел? Этот звук заглушил мои слова.
**********
Поэтому сегодня я с радостью убеждаюсь, как сильно я ошиблась. Прошло три месяца, а улыбка Харуна так же ясна, как солнце в летний день, когда прислонившись к прилавку он доверительно мне сообщает:
- Леди, вы мне просто не поверите! Я бросил работу у этих Кампадия.
Я жду подробностей.
- Все эти богатенькие, они думают будто до сих пор находятся в Индии. Обращаются с тобой как с джанваар, животные. Сделай это, сделай то, конца и края их указаниям не видно, можешь туфли стоптать выполняя их приказы, а они тебе даже спасибо не скажут. - И что вы собираетесь делать теперь? - А вот погодите. Вчера вечером, сижу я возле Макдональдса, который на Fourt Street, вдруг - мне кто-то руку на плечо положил. Я даже подскочил от страха. В прошлом месяце, - вы наверняка помните - там человека пристрелили, потому что у него не оказалось столько денег, сколько эти гады предполагали. Так вот, я даже Аллаху помолился, прежде чем повернуться. И кого же я вижу? Муджибара! Муджибар из деревни моего дяди, что возле Пахагаона. Муджибар, которого я даже не думал встретить в Америке. У него тут дела пошли не плохо. Он владелец нескольких такси и ему как раз нужен еще один водитель. Хорошая зарплата, сказал он мне. Особенно хорошая для такого человека как я, который тоже кашмирец, да еще возможность в будущем выкупить машину. Короче, быть самому себе хозяином! Я тут же согласился и помчался к Кампадия мемсааб, и заявил что работу у нее бросаю. О, леди, вы не представляете: у нее лицо сделалось фиолетовым как баклажан. И вот, с сегодняшнего утра, я водитель такси - желтое с черным - не машина, а настоящий подсолнух! - Такси...- глупо повторяю я и меня охватывает такое чувство, словно я проглотила огромный кусок льда, почему вдруг? - Леди, это все только благодаря вам, благодаря вашей керамат. А теперь пойдемте, посмотрите на мое такси, я его поставил как раз возле двери магазина. Ну, пойдемте же, за пару минут ничего с вашим магазином не произойдет.
О, Харун, в твоем умоляющем взгляде я вижу, что радость становиться настоящей радостью только если ты можешь поделиться ею с человеком, который тебе близок, а кто у тебя еще есть в этой чужой стране? Итак, мне придется вступить на запретный асфальт Америки, сделать то, что мне строго запрещено: выйти за пределы магазина.
За моей спиной раздался шепот, возмущенное шиканье, или это был просто пар, что вырвался из канализационного люка?
Такси стоит именно там, где и сказал Харун. В своей желтой, блестящей оболочке оно выглядит приятным и симпатичным. Но при первом же взгляде на него, за мгновение как Харун произнес: "Потрогайте его хоть раз!", и я протянула мою руку - у меня по спине прошла ледяная волна. Видение, как безумный бесконтрольный фейерверк - взорвалось у меня перед глазами. Темный вечер. Распахнутые двери машины. Открытый бардачок. И что это там, прислонившееся к рулю? Мужчина или женщина? Эти черные кудри, блестящие и мокрые от пота и страха. Эти губы, что когда-то улыбались, словно солнце, и эта кожа - она в темных ранах или это просто игра теней? Картина рассеялась.
- Леди, что с вами? У вас лицо стало серым, как газетная бумага. Это тяжело одной управляться с таким большим магазином. Как часто я вам уже повторял? Дайте объявление в India West, что в такой-то магазин требуется помощник на полдня. - Мне уже лучше, Харун. У вас прекрасная машина. Но все-таки будьте осторожны. - О, леди-джан, и что вы всего боитесь, точно как моя старая няня в деревне? Знаете что, вы сделаете для меня магический амулет, ну, понимаете, такой пакетик? Когда я приеду к вам в следующий раз, я с благодарностью положу его в мою машину и буду возить его на счастье. Но сейчас я должен торопиться. Я обещал парням, что выставлю им по такому случаю дюжину бутылок деси-пива.
Ему нужно... ему нужно... Но до того, как я вспоминаю название пряности, - его уже нет. Лишь резкий звук захлопнувшейся автомобильной двери, радостное урчание мотора и черное облако дыма в воздухе, чей бензиновый аромат пробуждает жажду приключений.
Тило, у тебя просто богатое воображение.
В магазине меня уже ждет молчаливое недовольство пряностей и я вынуждена просить у них прощенья. Но тревожные мысли не покидают меня. В этом коричневом, горящем воздухе я чувствую привкус меди. Словно во время ночного кошмара, от ужаса которого внезапно просыпаешься, но тело такое тяжелое, что невозможно пошевелиться, и веки опять опускаются на глаза. Может быть, я ошибаюсь и на этот раз? Почему я так не хочу в это верить? Кало джире, понимаю я, за мгновение до того, как видения посещают меня снова: кровь, хруст ломающихся костей, и пронзительный крик, словно красный жгут пронзающий ночь. Я дам ему кало джире, черную зиру, пряность темной планеты Кету, защиту от дурного глаза. Сине-черная пряность, которая поблескивает как лес Сурдарбан, где ее впервые нашли. Я возьму семена кало джире, формой как слезы и запахом как у дикого тигра, чтобы переписать судьбу которая уже предначертана Харуну.
Вы их наверное уже заметили? Нет? Мои руки. Именно руками извлекают силу из пряностей. Хатер гун - называют их.
Поэтому первое, что делала старая знахарка, это осматривала руки девочки, которая добиралась до острова. При этом она говорила следующее:
"Хорошая рука - не легкая и не тяжелая. Легкие руки - создания ветра, они будут зависеть от желания и настроения, и метаться из крайности в крайность. Тяжелые руки, которые тянет вниз их собственная тяжесть - не имеют духа. Они лишь куски плоти для червей, что ждут под землей. Хорошая рука не должна иметь коричневых пятен, потому что это клеймо плохой натуры. Если пальцы хорошей руку сжать вместе и направить против солнечного света, между пальцами нет ни одного промежутка, иначе это даст заклинаниям и силе пряностей выскользнуть через них прочь. Хорошие руки - не холодны и не сухи как змеиное брюхо, потому что хранительница должна чувствовать боль других людей. Они так же не должны быть горячими и влажными, как дыхание ожидающего под окном любовника, потому что хранительница укрощает свои страсти. В середине хорошей руки находится знак невидимой лилии, цветка сдержанной добродетели, сверкающей жемчужины в царстве ночи."
Ваши руки соответствуют этому описанию? Мои тоже нет. Вы наверное удивляетесь, как же я тогда стала хранительницей? А вот слушайте только, и я все вам расскажу.
После того, как змеи указали мне путь к острову, я мучила моих пиратов командами, заставляла их менять курс, пока они не начали валиться с ног и даже во сне не спрашивали "куда и зачем?". И вот после многих дней плаванья, на горизонте появилось нечто, похожее на дым или на облако. Но я уже знала что это. Я приказала бросить якорь, и когда ночью команда уснула словно в глубоком трансе, я нырнула в полуночные воды океана и поплыла. Остров находился очень далеко, но я была уверена, что доплыву. Я напевала заклинания легкости и неслась сквозь волны, слово это был воздух. Но остров не становился больше кулака втиснутого в горизонт и напев начал умирать в моем горле. Внезапно руки и ноги стали тяжелыми и отказались мне подчиняться. В этой воде, что была заколдована великой колдуньей, мои собственные силы были малы как песчинка. И я боролась, плыла, барахталась и глотала горькую морскую воду как простая смертная, пока меня не выбросило на берег из красного песка и я не заснула на нем неверным, беспокойным сном. Я не помню, что мне тогда приснилось, но тот голос, который пробудил меня, - я не смогу забыть никогда. Он был сдержан и хрипл, с налетом насмешки, и в то же время очень, очень глубок. Голос, в котором можно потерять сердце.
- Что это бог моря выплюнул нам сегодня на берег?
Это сказала старая знахарка, в окружении своих послушниц, и солнце создало такое свечение за ее головой и разбилось в ее ресницах на тысячу красок, что я, которая никогда ни перед чем не терялась, вынужденна была опустить мои покрытые песком веки. Тут я заметила, что совершенно голая. Океан забрал у меня все: мою одежду, мою колдовскую силу, и я было на мгновение поверила, что и мое высокомерие и заносчивость тоже. И забрав у меня все, он оставил только мое смуглое, некрасивое тело, которое выбросил к ее ногам. Застыдившись я попыталась прикрыться волосами. Застыдившись я закрыла руками груди и опустил голову. Но она уже сбросила со своих плеч шаль и дала ее мне. Она была мягкая и серая как шея голубя, и аромат пряностей, тайны которых я так хотела узнать, поднимался от нее нежной волной. А ее руки - они были мягкие, но вплоть до локтей кожа на них была обожженная, красно-розовая, с рубцами, словно когда-то она окунула их прямо в огонь.
- Кто ты, дитя мое?
Кто я? Я не знала, что ответить. Мое имя и мое прошлое забылись и исчезли словно звезды прошлой ночи, как только над островом взошло солнце. Это лишь потом, когда я научилась обходиться с травой воспоминаний, я опять вспомнила и мое первое имя, и мою прошлую жизнь.
- Чего тебе от меня нужно?
Я безмолвно таращилась на нее во все глаза, и она, даже с ее серебристыми морщинами, казалась мне самой старой и в то же время самой красивой женщиной на земле, хотя позже я поняла, что она не была красивой в том смысле слова, который в него вкладывают мужчины. Ее голос, чьи переходы я потом изучу в совершенстве - от рассерженного и насмешливого, до печального - этот голос был нежен как ветер, что шелестел в листве коричного дерева позади нее. Желание быть рядом с ней, прошло сквозь меня словно волны, против которых я боролась всю ночь. Я верила, что старая знахарка прочла мое сердце. Или может быть, все, кто попадали к ней, были влекомы одним и тем же желанием?
Она тихонько вздохнула. Восхищение весит очень много и оно тяжелое, теперь я это знаю сама.
- Давай-ка теперь я на тебя посмотрю, - сказала старая знахарка и взяла мои руки в свои, обожженные.
Слишком легкие, слишком горячие, слишком влажные. Мои руки, с таким количеством пятен, что казались похожими на спинку золотистой ржанки. Ладони, на которых ночью расцветал кроваво-красный щавель, растопырив свои пурпурные шипы.
Старая знахарка отступила чуть назад, выпустив мои руки из своих: - Нет.
Каждый год с острова отсылают прочь тысячи девушек, только потому, что у них нехорошие руки. И не имеет значения, что они могут превращаться во что угодно или покидать свое тело и путешествовать по небесам - старая знахарка непреклонна.
И каждый год тысячи из них, тех, чьи руки оказались неподходящими - топятся в океане. Потому что смерть перенести легче, чем обычную жизнь с ее готовкой, стиркой, купанием в женских водоемах, рождением детей, которые однажды покинут их, и все это с постоянными мыслями о том что тебе недоступно, но к чему единственно стремиться твое сердце.Они становятся духами воды, духами тумана и соли, и печально кричат голосами чаек. Только благодаря косточкам моих пальцев, я не стала одной из них. Вот почему, старая знахарка не могла устоять и еще раз взяла мои руки в свои. Вот почему она оставила меня на острове, хотя вся ее мудрость и знание, кричали ей "нет!".
Самое важное в хорошей руке, это ее косточки. Они должны быть гладкими, как полированный камень, и должны чувствовать прикосновения старой знахарки, когда она держит свою ладонь над ними и насыпает на руку пряности. Они должны знать, как нужно пряностям отвечать.
- Я должны была тебя прогнать, - сказала мне позже старая знахарка и упрямо тряхнула головой, - Это были какие-то вулканические руки, которые бурлили и только ждали того, чтобы извергнуться лавой. Но я не смогла этого сделать. - Почему, первая мать? - Ты была единственной, в чьих руках пряности сразу же ответили мне их истинной песней.
Давайте я расскажу вам немного про чили. Высушенный чили, ланка, самый могущественный и сильный из всех пряностей. А из-за матовой, рубиновой кожи еще и самый красивый. Его другое имя означает - "опасность". Чили поет голосом сокола, что кружит над выжженными солнцем холмами, где больше ничего уже не растет: "Я - ланка, рожденный из самого Агни, бога огня. Я капаю с кончиков его пальцев, и через эту нить присваиваю себе все вкусы земли."
Ланка, мне кажется, что тебя я люблю больше всех.
Чили рос в самой середине острова, в сердце спящего вулкана. Нам разрешили подойти к нему, только когда мы достигли третьего уровня знаний.
Чили - пряность красного четверга, дня расплаты. Дня, который приглашает нас высоко поднять кубок жизни и вылить его содержимое. Дня самоубийства, дня убийств. Ланка, ланка. Иногда я позволяю твоему имени прокатиться по моему языку. Смакую твои завлекающие укусы. Старая знахарка так часто предостерегала нас насчет тебя. "Дочки, применяйте его только как самое последнее, безвыходное средство. Это легко - разжечь пламя. Но тяжело вновь погасить его." Поэтому я держусь подальше от тебя, ланка, чье имя десятиглавый Равана выбрал для своего заколдованного царства. Города миллиона драгоценностей, который в итоге превратился в пепел. Хотя, ты часто искушаешь меня. Например, когда в магазин приходит Ягджит. Во внутренней комнате магазина, на самой верхней полке, стоит закрытый каменный сосуд. В день, который непременно наступит, я открою его и чили замерцают на полу огнем. И загорятся.
Ланка, дитя огня, очищает от зла. Если больше нет никакого другого средства.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 12
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Но.. будем посмотреть. 
(если будет время конечно) 
"Хранительница" 1996 года, а "Шоколад" написан позже - 1999. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума